Октябрь 1993 года: уроки, последствия, возможности
тезисы
1. Конфликт 1992-1993 годов был конфликтом двух фракций революции 1991 года – радикальной и умеренной. Реально можно было бы только скорректировать (и существенно) курс, взятый после крушения СССР. Никакой возврат к СССР (даже и в самом смягченном виде) был невозможен. Впрочем, невозможно было бы и установление националистической автократии. Возможна была бы коррекция того, что было и что утверждалось.
2. Революция 1991 года была необратима, как и любая революция. Здесь речь шла о союзе «реформаторской» партноменклатуры, советского «среднего класса», теневых дельцов («совбуров») и части рабочего класса (шахтёрские «бунты»). Имела место широчайшая коалиция, в которую не входило разве что советское колхозное крестьянство, в большинстве своём – весьма консервативное. Напрашивается аналогия с Французской революцией 1789 года. Широкая коалиция городских слоёв – при консервативно-пассивном отношении села. Реакция (по типу «Вандеи») наступила в 1995-1996 годах, когда попытка Реставрации СССР нашла поддержку именно в аграрном секторе. Не случаен и феномен Аграрной партии России (АПР) – союзнице КПРФ. И надо иметь ввиду, что речь идёт не только о «низовых» тружениках села. Основой Реставрации пытались стать директора колхозов, начальники производств Аграрно-промышленного комплекса и т. д. Реставрация была обречена на провал – в плане намеченных целей. Но она серьёзно затормозила проведение «гайдаро-чубайсовских» реформ.
3. В случае с ВС и А. Руцким – имело бы место та коррекция, которая началась в 2000 году. В данном случае вполне удалось бы избежать 80 % всех «радостей» 1990-х. И, конечно, сейчас наши позиции были бы намного сильнее. Институт президентства существенно бы укрепился, но в более гибкой (на тот момент) – президентско-советской форме. Многопартийная система сочеталась бы с мощной ролью трудовых коллективов. Ядром системы стала бы «национально-социально-демократическая» партия А. Руцкого. КПРФ вполне могла бы стать «второй партией».
4. В развитие пункта 3. История вполне себе терпит «сослагательное наклонение» – всё представимое, до известной степени, действительно. И тут можно наметить такие возможные последствия победы умеренной фракции.
а) Смягчение приватизации – её проведение, скорее по «лужковскому», чем по «чубайсовскому» варианту.
б) Минимизация «парада суверенитетов» в РФ. Решение «проблемы Чечни» по «татарстанскому» варианту.
в) Усиление позиций РФ в странах бывшего СССР – особенно, на Украине. И, прежде всего, в Крыму. Возможность такого варианта отлично демонстрирует «крымская» активность Ю. Лужкова, осуществляемая в региональном («московском») формате. Можно только представить себе – к чему такая активность привела бы, разворачиваясь она в общефедеральном формате. Причём – именно, прежде всего, в «мягком формате (школы, фонды, движения и д.).
г) Дистанцирование от США и Запада в «мягком формате» образца 2003-2014 годов.
д) Усиленная работа (в том числе, и «сверху») по созданию «бело-красного» синтеза. Здесь следует учитывать временную консолидацию «уличных» «правых» и «левых» движений во время защиты Белого Дома. В тех условиях данная консолидация могла бы из временной (ситуативной, тактической) превратиться в постоянную (стратегическую).
4. В свете пункта 2. Следует признать, что умеренная группировка последователей 1991 года пошла по неправильному пути, делая акцент именно на защите парламента (коллективного субъекта) – против президента Б. Ельцина, который воспринимался как личностный субъект. И последнее воспроизводило монархические архетипы – даже и в условиях потери Ельциным своей популярности в 1992 году. Тем самым — воля масс существенно снижалась, минимизировалась. Умеренная группировка, по сути, «реплеила» ошибки Белого движения, которое поставило в основу всего «негатив» — борьбу против большевизма, а не за что-то Иное.
5. Ельцину нужно было противопоставить «нового Ельцина» – истинного борца с «коррумпированным боярством», а также (новый концепт – с «зажравшимися олигархическими и компрадорскими нуворишами»). Такой фигурой вполне мог бы стать А. Руцкой, обладавший на тот момент достаточно ощутимой «харизмой». Именно на ней и стоило бы сосредоточить основные концептуальные и пропагандистские усилия «умеренной» фракции. При всей условности, и даже опасности, аналогий – их можно провести в плане сравнения с А. Лукашенко, который позиционировал себя именно как личностный субъект, во многом, воспроизводящий указанные выше архетипы. Нельзя сказать, чтобы подобное направление не «разрабатывалось», достаточно указать, хотя бы, на знаменитые «десять чемоданов» компромата. Но данных усилий было, до обидного, мало.
6. Победа радикальной фракции была существенно минимизирована. Выяснилось («опытным», так сказать, путём), что в обществе существуют силы, способные противостоять наиболее радикальным устремлениям части либералов. Вполне вероятный «пиночетовский» вариант стал невозможен — именно благодаря «уличной» активности» «правых» и «левых» участников сопротивления. Позитивная инерция от «красно-белого союза» и защиты белого Дома сказалась и в 1996 году, когда был создан Народно-патриотический союз России. При всём при том, оппозиционные силы извлекли урок из событий 1993 года, трезво расценив свои силы. Соблазн нового «майдана» был преодолён, страна окончательно отошла от сценария «новой гражданской войны». «Уличная стихия» окончательно встроилась в систему 1991 года, мощным проявлением чего стало создание «красного пояса губернаторов». Были созданы условия для национально-государственного консенсуса. Радикальная группа вступила в состояние структурного кризиса, что масштабно проявилось в 1997-1999 году. В 1999 году страна вступила в фазу пост-ельцинизма и торжества «умеренных» реформаторов.