Протоиерей Максим Обухов: Необходим заслон от необоснованного изъятия детей
Насколько реальна перспектива внедрения в стране ювенальной юстиции, как бороться с абортами, допускает ли Церковь какие-то способы предохранения от беременности
С наступлением трудных экономических времен люди все чаще задумываются о будущем своих детей, о необходимости их обеспечивать и зачастую отказываются от рождения новых. Многих также пугают перспективы внедрения ювенальной юстиции в стране, когда материальные проблемы могут привести к изъятию детей из семьи. О том, насколько реальна перспектива внедрения в стране ювенальной юстиции, как бороться с абортами, допускает ли Церковь какие-то способы предохранения от беременности, в интервью корреспонденту “Интерфакс-Религия” Елене Веревкиной рассказал глава московского медико-просветительского центра “Жизнь” протоиерей Максим Обухов.
– Недавно стало известно о случае в Новороссийске, когда здоровый ребенок, отобранный органами опеки, умер в больнице. Насколько реальна сегодня перспектива внедрения в стране ювенальной юстиции?
– Да, это огромная проблема, есть риск отобрания детей, и причина в том, что у нас была бездумно принята западная система защиты детей, на которую наложились определенная безответственность чиновников и наша традиция их всевластия. Бомба, заложенная в законодательство, состоит в том, что нет четко прописанных юридических формулировок, что понимать под угрозой для жизни ребенка, а это приводит к тому, что любые трудности можно истолковать по-своему. В итоге мы становимся свидетелями беспредела, власти над родителями и очень больших трагедий. Слишком много скандалов, связанных с необоснованным изъятием детей. Это надо менять, но с учетом мнения общественности. Право родителя на воспитание своего ребенка должно быть неоспоримым, фундаментальным правом семьи. Но, к сожалению, у нас часто господствует точка зрения, допускающая вмешательство в дела семьи.
Кроме того, семьям надо давать возможность исправить свои ошибки и оказывать им помощь. Изъятие детей – настолько чрезвычайная мера, что ситуация, в которой она применяется, должна быть сто раз проверена. Проблема семейного насилия несколько преувеличена: очень незначительная часть преступлений в отношении детей совершается руками кровных родителей в нормальной семье. Совершенно объективные данные говорят о том, что полноценная семья является самым безопасным местом для ребенка, и большинство преступлений совершается не родственниками, не кровными родителями.
– В нашей традиции воспитания вполне естественно пригрозить ребенку ударом по попе. В западной системе это уже противозаконно, рассматривается как насилие над ребенком. Насколько эти культурные стереотипы нужно ломать?
– Да, это есть, но нужно сказать, что удар по попе – если это символическое действие, это не пытка, не издевательство, если не причиняет боли ребенку. Это не самая главная проблема, которая должна нас беспокоить.
Мы открываем “ящик Пандоры”, провоцируем еще большее насилие по отношению к детям, поскольку само изъятие детей из семей является очень жестоким актом, исключительно жестоким. Дети все-таки хотят оставаться со своими родителями, даже если родители почему-то бывают неправы. Мы также открываем “ящик Пандоры” коммерческого усыновления, когда делаем изъятие детей выгодным. Это деньги, как ни крути. Это своего рода рынок – за усыновление платят, особенно за иностранное усыновление. Агентства работают и берут плату за свои услуги. Это жестоко – отдавать детей на усыновление и брать за это деньги. Должен быть какой-то общественный заслон от необоснованного изъятия детей. Надо понимать, что, когда люди бедные, они экономят на безопасности, на здоровье. Многие проблемы, которые мы видим, во многом происходят от бедности.
– Вы – за то, чтобы был принят закон, позволяющий устанавливать бэби-боксы?
– Официального мнения Церкви по этому поводу не публиковалось, есть разные мнения. По-моему, закон о бэби-боксах не нужен. Я – за то, чтобы процесс развивался, и, может быть, общество придет к выводу, что бэби-боксы не нужны. Может быть, нет. Мне кажется, гораздо важнее для нашего общества не ломать сейчас копья вокруг бэби-боксов, а организовать сеть приютов для матерей. Это гораздо важнее. Нужно, чтобы в каждом городе был какой-то дом, в который могли бы пойти женщины в кризисной ситуации и там родить, получить психологическую и социальную реабилитацию, в каких-то исключительных случаях, может быть, и оставить ребенка. Но при этом нужно принять все меры, чтобы ребенок оставался с матерью. Бывают особые ситуации, когда мать не хочет его брать. Приюты помогут сократить количество абортов, инфантицидов, отказов от ребенка, вытащить этих детей из социальной ямы, помочь матерям не калечить им жизнь и бороться с бедностью. Тяжело видеть, когда новорожденный ребенок оказывается в нищете. В нашей стране вполне по силам создать сотни центров кризисной беременности – деньги на социальные проекты выделяются, то есть даже не нужно дополнительного финансирования, есть миллиардный бюджет различных грантов. Сейчас пока этим занимается в основном Церковь или околоцерковные организации.
– Церковь борется с абортами, но все гормональные контрацептивы также имеют абортивное действие. Почему об этом не принято говорить? Священник на исповеди часто спрашивает у женщины, делала ли она аборты, но не интересуется, принимала ли женщина контрацептивы, а ведь по сути это одно и то же.
– Мы объясняем, что у нас есть три вида химических абортов: собственно аборт, абортивный препарат (таблетка “следующего утра”, абортивный препарат, приводящий к гибели эмбриона после зачатия до имплантации) и гормональные контрацептивы, которые имеют смешанный механизм действия: оказывают и контрацептивный эффект, и абортивный – мы не знаем точно, когда какой. Если зачатие все-таки произошло, то происходит гибель эмбриона, если зачатие не произошло, значит, сработал противозачаточный эффект. Кстати, надо сказать, что они небезопасны для здоровья, и не все врачи признают абортивный механизм действия этих препаратов. Некоторые говорят, что, поскольку отторжение произошло до имплантации эмбриона, это дает основание не признавать абортивное действие.
– А с точки зрения Церкви?
– Однозначно гормональные контрацептивы имеют абортивное действие. Мы считаем это неприемлемым. Мы объясняем, но тут происходит некий обман: там, где прописывают и продают, это не объясняется. Хотя, с другой стороны, в некоторых инструкциях ясно указано о предотвращении имплантации.
– Допускает ли Церковь какие-то способы предохранения, кроме воздержания?
– Мы не можем регулировать всю жизнь людей досконально. Не все люди могут понести бремя, не все люди могут принять.
– Но бывают ситуации, когда в семье уже трое-четверо детей, и дальше рожать уже тяжеловато…
– Я пробовал. У меня восемь детей, и все хорошо, хотя нельзя сказать, что это легко.
И все-таки Церковь в первую очередь предупреждает о вреде абортивных препаратов и напоминает, что одна из самых важных целей брака – это рождение и воспитание детей. Нужно понимать, зачем люди вступают в брак. Поэтому создание искусственного бесплодия нарушает основы христианского брака.
– Но бывают и медицинские показания, когда после очередных родов врачи запрещают женщине дальше рожать…
– В целом одна из функций брака – воспроизводство. Но у Церкви нет полномочий заставлять людей. Но с другой стороны, мы не можем одобрить, когда народ совершает репродуктивное самоубийство, когда мы демографически вымираем. У нас один ребенок в семье, и мы превращаемся в национальное меньшинство в своей собственной стране. Это плохо.
Папа Римский благословлял использование презервативов. Что у нас по этому поводу думают?
– Была дискуссия по этому поводу, достаточно оживленная. В “Основах социальной концепции Русской православной церкви” предпочли формулировку, напоминающую супругам о том, что рождение детей является одной из важнейших целей христианского брака. Одной из. Люди находятся в разной степени воцерковления, разной степени готовности к рождению детей.
– В Церкви действуют различные службы помощи беременным женщинам, попавшим в сложную ситуацию. Могут ли в них обращаться вполне, на первый взгляд, благополучные семейные женщины, если случилось так, что семья выступает против очередного ребенка, ведь эта ситуация тоже непростая и требует по крайней мере психологической помощи?
– Существует три метода профилактики аборта. Первый – это разъяснительная работа. Нужно разъяснить, чем это плохо, что аборт равнозначен убийству, и вы не должны убивать своего ребенка, это вред для здоровья, но самое главное – убийство. Второй метод профилактики – это законодательная защита. В России запрещены аборты после 12 недель, есть “неделя тишины”, есть запрет рекламы аборта, то есть у нас есть определенные элементы законодательной защиты нерожденного ребенка. И третье – это благотворительность. То есть без благотворительности наши слова неубедительны, потому что бывают трудные случаи, когда женщина, может быть, нарушила какие-то заповеди, может быть, в юном возрасте, но все равно это живой человек, и надо ей помочь. Она может быть без жилья, без средств к существованию, без коляски, и вдобавок находится в подавленном состоянии.
Почему делают аборты? Отец ребенка повел себя недостаточно красиво и не хочет взять ответственность на себя, не хочет его содержать, и это приводит к тому, что молодая мать в отчаянии. Бывают случаи, что их выгоняют из дома. Не делаешь аборт, бери паспорт, вещи и до свидания, после чего она оказывается на вокзале. Или просто осуществляется давление на женщину – эмоциональное, психологическое, иногда с использованием ее зависимости от какого-то человека, родителя, собственника жилья, работодателя, врача. Чаще всего заставляют сделать аборт родители беременной и отец ребенка. В этот момент женщине нужна, прежде всего, психологическая помощь. Она растеряна, она не знает, что делать, все против нее и ее ребенка.
У нас есть общероссийский телефон доверия 8 (800) 200 0507, куда можно позвонить и посоветоваться, а дальше мы попытаемся перенаправить женщину в благотворительную организацию в зависимости от региона, из которого она звонит. С ней беседуют, некоторым материальная помощь не нужна, а некоторым нужна. Но все это немыслимо без приютов, потому что бывают случаи, когда нет средств к существованию, жилья, и чтобы не подталкивать маму к оставлению ребенка в роддоме, лучшим способом будет поместить ее в приют на год-два до того момента, как она найдет способ устроиться на работу. Есть разные формы приютов, в основном они организованы по принципу общежития.
– Там есть все необходимое для детей, питание, памперсы?
– Да, там все есть. Благотворители поддерживают эти приюты. Люди от экстремальной бедности, нищеты деградируют, могут скатиться в проституцию, воровство, они могут не дать детям образования, не следить за здоровьем.
– Как сегодня Церковь развивает предабортное консультирование? Есть ли статистика, раскрывающая масштаб этой деятельности? С какими проблемами приходится сталкиваться при реализации этого направления?
– Какую-то точную статистику невозможно вести. Например, мы в день принимаем в среднем двадцать звонков, наш телефон доверия работает, мы всех отговариваем от абортов, но не думаю, что мы всех можем отговорить. Если удалось отговорить 10-20 процентов, то мы предотвращаем два-четыре аборта в день. На год можно перемножить, и получится несколько сотен детей в год, небольшой городок. Тут важно не только количество, но и моральное значение, что такая деятельность в принципе ведется, потому что наша цель не только всем помочь, но и изменить отношение в обществе. Когда возникает какая-то кризисная ситуация, идеальным решением было бы, чтобы она не возникала, а во-вторых, чтобы родственники сразу оказывали помощь, чтобы в очередь вставали. Думаю, что к этому идет, чтобы проблема решалась на уровне прихода, на уровне близких родственников. Надо стремиться к тому, чтобы не было ситуации желаемого аборта, чтобы у женщины не возникало желания избавиться от ребенка.
– Некоторые идут на искусственную стерилизацию, чтобы не допустить зачатия. Как к этому Церковь относится?
– Бывают случаи, когда это делают по жизненным показаниям, а бывает, что это делают из желания не обременять себя детьми. Все-таки у каждой семьи, у каждой пары, у каждой женщины есть программа воспроизводства. Конечно, злоупотребления – это плохо, особенно когда оказывается давление, провокация к принудительной стерилизации. Стерилизация – это необратимая операция, органоразрушающая процедура, дальше невозможно ничего повернуть вспять.
– Расскажите, пожалуйста, о программах помощи многодетным семьям, которые реализует Церковь.
– Видите ли, у нас практически все православное сообщество многодетное. В силу наших традиций среди многодетных много именно православных. Но прямая материальная помощь требует больших ресурсов, доступных государству. Насколько я знаю, какая-то помощь в приходах оказывается. У нас это делается не в централизованном виде, и все равно нужна господдержка. Еще я думаю, программы помощи многодетным нуждаются в усовершенствовании. Например, у нас есть право на получение земельного участка. Россия обладает большими земельными ресурсами, но почему-то это плохо работает. Одной моей знакомой многодетной матери-одиночке предложили участок с канализационной трубой под ним, где по техническим условиям недопустимо ничего строить, то есть это участок с обременением, и она должна за свой счет трубу выкапывать и канализацию отводить. Или московским семьям предлагают участки очень далеко от города, что фактически означает высылку за сто первый километр. Бывает так, что участки не переводят в жилой фонд или задерживают выдачу, устраивая многолетние очереди.
– Сейчас уже ничего не предлагают.
– Но закон должен исполняться. Я видел такую ситуацию, как отказ в участке под видом постановки на учет. Приходят за земельным участком в Сибири, подчеркиваю, в Сибири – какая там плотность населения и сколько земли, объяснять не надо – отказывают в получении участка под предлогом того, что их поставили в очередь, а если у вас трое детей и одному из них 16 лет, то через два года ему исполнится 18, и вы выпадаете из числа многодетных семей и лишаетесь права на льготу.
