Современное искусство: карнавал или иконоборчество?

«Иконописная мастерская Екатерины Ильинской» – одна из лучших в Москве и в России.

Здесь иконы не штампуют, поддаваясь азарту оптового торговца, а пишут неспешно, обстоятельно, с любовью и молитвой. Технология иконописи в этой мастерской осталась такой же, какой она была еще во времена Андрея Рублева. Образы Пресвятой Троицы, Христа, Богородицы, святых наносятся темперными красками на специально обработанные деревянные доски. Есть у иконописной мастерской и свой профиль. «Семья – малая церковь», –повторяет Екатерина Ильинская и особое внимание уделяет возрождению традиций семейной иконы. Если венчальные иконы уже вошли в обиход, их преподносят как напутствие молодым на семейную жизнь, мерные иконы еще остаются сравнительной редкостью. Они пишутся на досках, длина которых соответствует росту новорожденного младенца. Отсюда их «геометрическое» название – мерные. Их дарят на крестинах, и они остаются с взрослеющим верующим в течение всей жизни. Как благословение, как напоминание о божественном присутствии, как наставление в духовной жизни.

Иконы мастерской Екатерины Ильинской уникальны не только по способу написания и технологии создания. Здесь часто обращаются как к прославленным, так и к редким иконописным образам и сюжетам. В качестве примера можно привести икону «Собор святых праотец» (другое название – «Лоно Авраамово»), где за пазухой своих одежд ветхозаветные патриархи Авраам, Исаак и Иаков держат младенцев – символы блаженных человеческих душ. Или икону преподобного СтилианаПафлагонского – святого, которого Церковь прославляет как покровителя детей. По преданию, семьи из всех слоев общества доверяли ему воспитание своих детей. Желающих препоручить своих чад опеке святого педагога было столь много, что он был вынужден даже снять обширное помещение и призвать на помощь своих друзей-подвижников. То был первый православный детский сад.

Образы Божией Матери или Спасителя в мастерской Екатерины Ильинской превращаются из обычных икон в семейные реликвии. Достигается это простым способом: по бокам иконописного лика делаются вставки с небесными покровителями заказчиков икон. Так икона становится семейной ценностью, передаваемой от родителей к детям, хранящей память о предках. Такая традиция пришла из глубокой древности и поддерживается мастерской.

Осмотрев мастерскую и ознакомившись со всеми стадиями создания иконы, мы завели речь о сотрясавших блогосферу выставках «Icons» и «Духовная брань». Выставки эти уже отгремели, но кто решится утверждать, что замысел какой-нибудь иной провокационной экспозиции не вынашивается в кругу галеристов, покровительствующих актуальному искусству?

На мой взгляд, к иконописным мотивам, сюжетам, композиционным формам традиционное искусство и искусство актуальное относятся по-разному. Взгляды их диаметрально противоположны, и попытки совместить их сами по себе выглядят либо абсурдно, либо безвкусно. Традиционное искусство устремлено в прошлое, его взгляд направлен на поддержание традиций, как можно более точное их исполнение и сохранение. Такого рода эстетический консерватизм часто расценивается как ретроградное, враждебное творческой свободе стремление музеефицировать отжившие свой век каноны. Актуальное искусство устремлено вперед, в будущее, оно ищет новых форм выражения. Но, странное дело, красота достигается только в традиционной иконописи, а не в ее переформатированном «актуальщиками» виде. Место красоты, гармонии, изящества, оберегаемых иконописью, в системе эстетических координат актуального искусства занимают экспрессивность, провокативность и топорность. Отторжение от такого рода искусства и его неприятие зачастую вызывает не столько его провокативный смысл, сколько его воплощение, аляповатое, грубое и к тому же беспардонно политизированное.

В сравнении с настоящей иконописью становится очевидно, что новое искусство как бы парализовано и обречено не на создание подлинно новых произведений, а на перекомпоновку элементов, уже содержащихся в памяти культуры, в традиции. Получается, что упрек в ретроградности скорее должен быть адресован актуальному искусству, так как его ухарская претензия на эстетическую новизну разоблачает себя как беспомощное барахтанье в смыслах, понимание которых оказалось невозможно, как попытка подобрать потерянный шифр к древним письменам.

В окружении новых «икон» чувствуется неприкаянность, тоска, какая-то холодная бесприютность. И рожденный растерянностью вопрос: «Зачем, к чему все это?» – гнетуще нависает в воздухе галерей и ложится тяжестью на сердце при осмотре экспозиций.

Екатерина Борисовна остановила свое внимание на нескольких работах «актуальщиков», спекулирующих на иконописных традициях. Она не стала сосредотачиваться на той стороне современной художественной контркультуры, который можно обозначить как ее провокативность. Она отнеслась к «творениям» «актуальщиков» серьезно, как товарищ по художественному цеху. Не отрицая их новаторства, Екатерина Борисовна не скрывала своего недоумения по поводу того, какое мироощущение стоит за «демонтажом» иконописного канона. Произведение искусства – отражение внутреннего мира его автора. Из такого положения исходит Екатерина Борисовна, оценивая значение произведения искусства. Иконописец добровольно подчиняет себя канону –аналогу духовных заповедей в художественной сфере – и изображает на иконе красоту божественного мира. У современных художников икона уже не икона, т.е. не «окно» в иной, духовный мир, а сумбурный, мало изящный и крикливый образ собственного несовершенства, фатальной неспособности обрести внутреннюю гармонию.

– Какова роль искусства в современном мире? Связано ли оно с духовностью? Должно ли оно побуждать человечество стремиться к неким идеалам, к доброте, истине, красоте?

– Искусство имеет общий корень со словом искус, искушение, и это родство не только языковое, но и смысловое, – считает Екатерина Ильинская. – Каждый художник сталкивается с искушением, какую эстетическую программу ему выбрать, в какие области духа открыть своему зрителю окно – в мир красоты, каким бы трагическим и тернистым туда ни был путь, либо в мир хаоса и жестокости, которыми он переполнен. И чья задача сложнее и почетнее – того ли, кто транслирует в души людей темные, деструктивные энергии, не без основания утверждая, что это – часть реальности и с ней нельзя не считаться, или все же того, кто, прорываясь сквозь этот духовный смрад, доносит до нашего замутненного сознания искорки вечной красоты?

В некоторых работах представителей актуального искусства я вижу стремление художественно переосмыслить традиционную иконопись, – говорит Екатерина Борисовна. – В них передается красота линии, пластики, движения, цвета. Однако нам не следует забывать о том, что икона – «умозрение в красках», по меткому выражению В.Н. Трубецкого, т.е. утверждение средствами живописи православных истин. Другими словами, сторона эстетическая здесь играет подчиненную роль.

Действительно, у иконы совершенно определенное назначение. Она создается не для экспонирования в художественных галереях, как всякое иное полотно либо инсталляция. Место иконы – в храме. Она вещественный, материальный символ духовного мира. Природа иконы не ограничена только сферой эстетического, художественно прекрасного: она соприкасается с миром духовным, и природа ее всегда мистическая. Почитание икон стало одним из догматов христианства именно в силу особой, исключительной значимости иконы. Она не только изображение, в той или иной технике исполненный образ – она всегда отсылает к Первообразу, и тот, кто изображен на иконах, будь то ангелы, святые или Иисус Христос, за каждой службой, совершаемой перед алтарем в храме, предстоят вместе с верующими. Иконы – зримые свидетели духовного мира, который закрыт для нашего обычного зрения и открывается только людям святым. Иконы свидетельствуют его существование и сами являются формой откровения духовного в материальном.

Не пренебрежением ли мистической сущностью иконы, проявляющемся в переиначивании освященных традицией иконописных форм, и объясняется столь непримиримое неприятие постмодернистских экспериментов, которое демонстрирует православная часть современного русского общества? Карнавальная вседозволенность, веселое, игривое ниспровержение всех норм и правил, соприкасаясь с иконой как предметом мистическим, не просто лишает ее ценности, но как бы аннигилирует ее саму. За идеей экспериментирования с иконой стоит предположение: «А может быть, и нет ничего святого? Может быть, мы только делаем вид, что какие-то вещи являются святынями, а на самом деле – это своего рода стилистика, одна в ряду остальных, ничего общего не имеющая с тем, что почитается духовным, и потому допускающая любую трансформацию? Да и само ведь существование всего метафизического недоказуемо». Действительно, эмпирически доказать существование Бога (и вместе с этим подтвердить святость икон) невозможно: Он упорно не желает становиться подопытным для человеческих исследований (и бесполезно в поисках особых свойств иконы проводить ее физико-химический анализ). Вера (в Бога, в святость икон) рождается не из пробирки. И устанавливается не из учебных пособий. Вера обретается опытным путем, а потому для кого-то она факт, а для кого-то – предмет нигилистических спекуляций. Опыт же либо есть, либо его нет. Поскольку я не бывал в горах, я сомневаюсь, что мне будет тяжело дышать на высокогорье. Те же, кто поднимался в горы, знают об этом по опыту и не допускают никаких сомнений. Но если я лишен какого-либо опыта, почему бы мне не довериться тому, кто его уже приобрел?

– К иконописи невозможно относиться как к одной из живописных техник или к одному из стилистических направлений в ряду остальных, – утверждает Екатерина Ильинская. – Ее мистическая значимость противостоит такому пониманию. Сверхзадача иконописца – раскрыть перед нами красоту Божьего мира, совершенство его творения. Сверхзадача художника – выразить свой внутренний мир, раскрыть его грани. Работа иконописца – своего рода подвиг, потому что она требует духовного самосовершенствования. Работа художника – оттачивание мастерства самовыражения. Иконописец не посягает на территорию художественного самовыражения. А вот когда художник забредает во владения иконописи, присваивая себе право выражать свой внутренний мир ее средствами, мы получаем результат, который уместнее сравнивать не с традиционной иконописью, а с полотнами пациентов психоаналитика.

Чтобы понять, что имею в виду, остановимся подробнее на некоторых произведениях актуального искусства, где имитируются традиционные иконописные формы. «Деисусный чин» Александра Сигутина. Художник пишет святых и пророков, создавая их образы из разноцветных геометрических фигур. Что такое деисусный чин? Это – один из рядов иконостаса, где святые предстоят перед престолом Христа Вседержителя, молясь за грешный людской род на Страшном Суде. Создавая фигуры святых из элементарных геометрических форм, художник вольно или невольно обезличивает иконописные образы, а икона ведь жива утверждением именно личности, божественной, а потом уже человеческой, как причастной к божественной природе, к святости.

Или вот «икона» Владимира Куприянова под названием «Средняя античность. Страшный суд». Здесь иконописный лик представлен осыпающимся, как старинная фреска. Имитация ветхости изображения создает, однако, не впечатление древности иконы, а подчеркивает идею тленности всего, в том числе и иконописного лика. По своей сути это – антиикона: залитая светом вечная красота иконы подменяется здесь лоскутным, мозаичным изображением тотального распада.

Еще одно произведение привлекло мое внимание – «Святые» Николая Макарова. Это икона, увиденная как бы сквозь мутное стекло. Смотришь и не видишь, что скрывается за катарактической пеленой. Архангел Михаил? Иоанн Предтеча? Или мерещащаяся фигура – всего лишь плод воображения? На таком изображении нет утверждения Вечности (как на традиционной иконе), а показано постоянное сомнение неверующего Фомы, лукавое искушение о природе бытия.

Для одной из выставок актуального искусства организаторы избрали словосочетание из святоотеческого обихода – «Духовная брань». И действительно, вопреки своим намерениям, им удалось изобразить духовную брань, вот только оказались онине на стороне светлых сил.

По закону контраста выставка «Духовная брань» воскресила в памяти Екатерины Борисовны стихотворение Бориса Сидорова «Бой», где за батальной темой скрывается духовный смысл. Поэтические строки стали прекрасным завершением нашей беседы:

Олег Иванов, председатель Комиссии по местному самоуправлению и информационной политике Общественной палаты Московской области, заслуженный юрист Московской области.