Брежнев наказал тех, кто привел его к власти
Последние откровения бывшего председателя КГБ СССР Владимира Семичастного
19 декабря 2011 года исполнилось бы 105 лет «дорогому Леониду Ильичу». Именно этого Генерального секретаря ЦК КПСС, который правил с 1964-го по 1982-й, многие считают главным виновником застоя. После разрушительных хрущевских реформ новый руководитель Советского государства на все предложения о необходимости перемен отвечал: «Больше ничего менять не надо!» Неизвестные моменты прихода Брежнего к власти в одном из последних интервью раскрыл бывший председатель всесильного Комитета государственной безопасности Владимир Семичастный.
Битва титанов
– Когда вы наметили снятие Хрущева, как-то эту операцию называли? Как вы к этому готовились?
– Никак. В аппарате КГБ вообще мало кто про это знал. Мы даже и не называли это операцией, а тем более никак ее не именовали. Мы в КГБ на этот счет вообще нигде и никаких следов не хотели оставлять. Это делал Президиум ЦК. А мы были, как говорится, на подхвате. Мы фактически исполняли поручение политического руководства страны. Потому все это и не облекали в форму какой-то законченной операции…
– И все-таки раз не информировали Хрущева, что для него готовится, выходит, заговор был?
– Ну заговор был… но в таком смысле, что и любое самое плохое собрание тогда тоже заговор, раз оно заранее готовится и учитывается, кто как себя на нем поведет.
– Что было, когда Хрущев с Микояном приехали в Кремль?
– Около двух часов дня они пошли на заседание Президиума ЦК. И заседание это, как ни покажется странным, открывал Хрущев. Но первым попросил слово Брежнев и начал свое выступление с критики и с анализа недостатков, допускаемых Хрущевым. А за ним уже – Подгорный, и пошли все члены Президиума выступать. А выступали они по часу, по полтора И так продолжалось до глубокой ночи. Когда же закончилось заседание, мне позвонил Брежнев и говорит: «Куда Он поедет?»
«Да куда угодно пусть едет, – сказал я. Хочет на квартиру – на квартиру. Хочет на дачу – на дачу. Хочет – в особняк». (А он жил еще в то время в особняке на Ленинских горах. Там и Он жил, и Микоян…) Удивленного Брежнева я успокоил тем, что уже сменил везде всю охрану: и на даче, и на квартире, и в приемной, и водителей заменил… Все, понимаете, уже сделано так, чтобы никаких случайностей!..
– Но Хрущев же это заметил?
– Ну а как же… Из выступлений Брежнева и Подгорного уже было ясно – речь идет об освобождении его от обязанностей. Хрущев начал перебивать, огрызался, начал какие-то реплики бросать… Но его поставили на место: «Мы Вам дадим слово. А пока послушайте, что скажут Вам». Ну и вот так до ночи, а на другой день продолжилось заседание. Но на второй день начались уже ко мне звонки. Частые. От разных членов Центрального Комитета партии. Они съезжались в Москву, потому что из аппарата ЦК пошла информация: необходимо подтянуться в Москву для срочных дел. Ну и… стали звонить, что вот идет заседание, а мы не знаем, что там… Из руководства же никого, один я. Все члены Президиума и секретари ЦК на заседании.
Начали раздаваться такие предложения: «Вот… там Хрущев побеждает. Надо собрать группу и идти спасать других».
Но были и другие звонки… такого порядка: «Что ты сидишь? Там Хрущева снимают! Там уже все… А ты сидишь и не принимаешь меры…»
– А что отвечали вы?
– Что ничего не знаю – мол, там идет заседание Президиума ЦК. И моя задача – обеспечивать, чтобы все было нормально вокруг. Влиять на то, что происходит за закрытыми дверями, в мои обязанности не входит. Я там не присутствую и не обязан знать, кого там снимают или кого там хотят заменить. Я отвечаю за государственные дела, а не за партийные вопросы, которые там решаются…
Однако в районе часа дня под давлением таких звонков я связался с Брежневым. Рассказал, что вот такие, понимаете, звонки раздаются: «Имейте в виду, если пойдет группа членов ЦК, я не смогу остановить их. Физическую силу я применять не могу. Причем одни пойдут спасать вас, другие – Хрущева… В итоге – все закончится бучей и… свалкой. Другая сторона слишком активно требует, чтобы я вмешался и призвал вас к порядку: почему вы так наседаете на Хрущева?»
Брежнев мне ответил: «Все члены президиума уже выступили, остались кандидаты и секретари ЦК. Мы сейчас посоветуемся и дадим тем, кто не выступил, по 5 – 7 минут для того, чтобы они отметили свое отношение по обсуждаемому вопросу. Потом я тебе позвоню».
И через каких-то 30 – 40 минут позвонил: «Все! Договорились. Заканчиваем. В 6 часов Пленум ЦК».
Вторую ночь я вряд ли бы выстоял, так как все настойчивее стали раздаваться требования арестовать Брежнева и других организаторов выступления против Хрущева.
Досье на генсека
– Давно известно, что революции совершаются одними людьми, а пользуются их плодами другие. Победитель, стараясь обезопасить себя от возможного соперничества с соратниками, начинает от них избавляться. И тогда: кого-то отправляют на заслуженный отдых, кого-то – дипломатом за границу…
– К сожалению, вы даже не представляете, насколько правы. Вот говорят: революции пожирают своих детей, а я бы внес в это изречение свою поправку: революции отказываются от своих отцов! Так будет точнее.
– Так расскажите, что между вами и Брежневым произошло. Как получилось, что вы оказались в 14-летней ссылке?
– Понимаете, я, как никто, по роду своей деятельности знал о том, что и как делалось для освобождения Хрущева от власти, и как этой властью стал распоряжаться вновь испеченный генсек, и, конечно, через охрану все нехорошие подробности его личной жизни.
Можно сказать, таким образом, в голове само собою (независимо от моего сознания) стало складываться, как сейчас любят говорить, «Досье на Брежнева». И Брежнев это сразу понял. Однако поначалу, казалось, ничего не предвещало беду. Хотя нет – подождите! Так называемое «телефонное право» стало формироваться почти сразу. Чтобы было понятнее, начну, пожалуй, с…
Дочь за отца
– Начните, если можно, вот с какого вопроса: «Сильным ли было в годы вашего председательства в КГБ давление на вашу работу со стороны влиятельных людей или вам удавалось действовать достаточно самостоятельно?»
– Очень самостоятельно! Ведь я был на каком положении? Больше я докладывал и вносил предложения: как быть с тем или иным подозреваемым или с тем, за кем мы следим. Но со временем стали учащаться и такие случаи, когда, например, мы кого-то арестовали, а ко мне приходил следователь, который вел дело, и говорил: будет попытка через Галину Брежневу забросить ходатайство к Генеральному секретарю, чтобы вот относительно такого-то, такого-то смягчить дело. Ну, конечно, не совсем выпустить, а, как бывает в таких случаях, действовать в соответствии со словами «ты уж там повнимательней рассмотри, и ты имей в виду, что этот человек, может быть, и не заслуживает того, что может быть…».
Я к Брежневу: «Леонид Ильич, имейте в виду, будут пытаться на вас выйти через дочь Галю!» А он: «Вот хорошо, что ты меня предупредил».
Проходит какое-то время, звонит мне Цуканов, первый помощник Брежнева:
– Владимир Ефимович, вот у вас там сидит такой-то… так вы там…
– Георгий Эммануилович, – говорю я, – вам кто это поручил?
– Ну, тут письмо… и Леонид Ильич написал, попросил переговорить…
У меня это вызвало такое возмущение… Я снимаю трубку и говорю: «Леонид Ильич…»
– А вы могли в любое время звонить ему напрямую?
– В любое! Единственное, что я предварительно связывался с приемной и спрашивал, кто находится у Леонида Ильича, чтобы не ставить его в неловкое положение при посторонних…
И вот, значит, я его спросил… Он сразу:
– Как? А я что… разве? Так нет… Я же не тебе. Я ж Цуканову!
– Ну а Цуканов-то ведь мне звонит и говорит, что я вроде того, что… должен что-то исполнить и не принимать слишком жесткие меры… И это когда следствие еще идет, Леонид Ильич! И я еще не знаю, чем оно закончится. Если это вас интересует, я вам сразу доложу и скажу: какие будут предложения окончательно. Ну зачем вам в это влазить? Надо, чтобы вы были от этого подальше! А вас в это дело втаскивает Галя. Вы понимаете, что может из этого получиться?
Он тогда согласился, и закончилось тогда все нормально, но, видно, случай все-таки произвел на него какое-то неблагоприятное впечатление. Он это запомнил и крепко задумался…
Побег Аллилуевой
– Впрочем, ему моя самостоятельность, видимо, и до этого уже не давала покоя. И у него уже был свой расчет. Еще и года не прошло после освобождения от власти Хрущева, как он, Брежнев, звонит мне (а он меня звал Володя) и говорит: «Володь, ты как думаешь? Может, тебе пора в нашу когорту переходить?» Я говорю: «Леонид Ильич, а что вы имеете в виду, когда говорите «в нашу когорту»?»
– Наверное, он боялся повторения, что с вашим опытом может повториться то, что было с Хрущевым?
– Да! Да! И поэтому он уже заранее звал, точнее, отзывал меня из КГБ или в секретари ЦК, или, быть может, в замы предсовмина или как-то даже в Политбюро ввести, как потом Андропова, чтобы я у него всегда, так сказать, на контроле был.
Но я говорю ему: «Да нет, знаете, Леонид Ильич, еще очень рано… только пленум прошел, надо, чтобы все, как говорится, утихомирилось, успокоилось, а со мной решить вопрос вы всегда успеете… Да я еще и не готов. Куда мне на такие посты? Дайте мне еще время подучиться и показать себя. Зачем так сразу прыгать? Тем более еще одно не успел как следует освоить, а тут сразу другое… Давайте не будем спешить?»
– А это его видно еще больше напугало?
– Ну да. Вы, как исследователь судеб всемирно известных людей, не хуже меня это понимаете? Вы совершенно правы. Он, конечно, побаивался, что если так легко справились с Хрущевым, то с ним еще проще будет! Говорят, «мавр сделал свое дело – и должен удалиться». Так и со мной получилось. Впрочем, это участь всех тайных советников у царей и вообще у руководящих лиц. Тайные советники очень много о них знают, и цари становятся как бы зависимыми от них. Поэтому от «советников» так хотят избавиться и тем самым… развязать себе руки.
Вот почему Брежнев всех (!) в конечном счете отодвинул от себя как можно дальше: бывшего передо мною председателя КГБ Шелепина задвинул в ВЦСПС, а меня так и вообще, можно сказать, сослал на 14 лет на Украину в «почетном звании» зампредсовмина к Щербицкому. Всех (!) со счетов сбросил… вплоть до того, что и Месяцева из Комитета по радиовещанию и телевидению отправил послом в Австралию. Короче, всех, кто работал со мною и с Шелепиным, убрал и разослал в разные стороны, чтобы ни при каких обстоятельствах не могли против него объединиться.
А все начиналось с того, что на Президиуме (так тогда называлось Политбюро) он заявил, что хочет приблизить КГБ к ЦК. На что я возразил: «А мы что? Действуем как-то отдельно от партии?» И все…
И тогда, чтобы все-таки избавиться от меня, был найден повод: побег дочери Сталина Светланы Аллилуевой в Индию.
Слухи, что преследования из-за отца довели ее до побега, – вымыслы! Никто ее при Брежневе не преследовал. А то, что она не могла себе позволять того, что позволяла при Сталине… ну это, как говорится, само собой разумеется. А вообще она сдурила… была неуравновешенная женщина. И этим, судя по всему, очень похожа на мать… Она вышла замуж за индуса, который работал переводчиком в «Политиздате». Он же был каким-то там родственником Сингха, министра иностранных дел Индии. И когда этот индус умер, она решила поехать туда, чтобы по их обычаям развеять прах мужа над Гангом. И с этой целью она уговорила Косыгина, чтобы ее выпустили. Я на всякий случай – хотя и не был обязан это делать – дал двух сопровождающих из КГБ. Получив паспорт, Светлана на полтора месяца уехала в деревню к дяде умершего. А в той деревне не было ни одной гостиницы. Короче, чекистам, приставленным к ней, негде было даже остановиться, и я был вынужден отозвать их в Москву. Она же обратно так и не вернулась.
Брежневым была дана команда на вопросы «За что освободили Семичастного?» отвечать: «За то, что по его недосмотру Светлана осталась за границей!»
На мое место поставили Андропова. Мало того что он был, что называется, «из своих», из секретарей ЦК, но и еще в одном… в еще более важном отношении он был, так сказать, благонадежнее меня. Если я, как говорится, слишком много знал о Леониде Ильиче и из-за этого Брежнев предполагал какую-то зависимость от меня, то с Андроповым было как раз наоборот. В распоряжении Брежнева находились две «тяжелые карельские тетради» – воспоминания бывшего первого секретаря Карелии Куприянова. Своеобразное досье об излишнем усердии Андропова в так называемом расстрельном «Ленинградском деле» – сфабрикованном Берия и Маленковым процессе против партийных руководителй города на Неве.
Так завершалось время самостоятельности председателя КГБ. Начиналось время Андропова.
Источник: kp.ru
